Плохие отношения между США и Ираном являются следствием политики не столько Вашингтона, сколько Тегерана.
Победа Барака Обамы на президентских выборах привела в Вашингтоне к взрыву энтузиазма по поводу возобновления взаимодействия с Ираном. 20 ноября группа бывших дипломатов и аналитиков выступила с заявлением, в котором говорилось, что нет необходимости делать выбор лишь между стратегией принуждения, которая со всей очевидностью провалилась, и военным решением, имеющим минимальные шансы на успех. По их мнению, есть гораздо более многообещающий путь: открыть двери для прямых всесторонних переговоров без предварительных условий на высоком дипломатическом уровне.
Однако утверждение, что Соединенные Штаты отказывались использовать дипломатию в отношениях с Исламской Республикой, не соответствует действительности. Причем, вопреки существующей тенденции ассоциировать дипломатический путь с демократами, именно администрация Клинтона была в меньшей степени готова с взаимодействию с Тегераном. Дважды - в 1995 и 1997 гг. - он издавал распоряжения об ограничении торговли с Ираном и инвестиций в эту страну, а в 1996 он сделал акт о санкциях против Ирана и Ливии стержнем своей политики. Хотя ближе к концу своего президентства Клинтон поручил госсекретарю Мадлен Олбрайт встретиться с ее иранским коллегой. Подготовка к встрече была проведена в ООН, однако она была сорвана иранским министром.
Между тем, несмотря на демонизацию Джорджа Буша за его речь, где он заявил об "оси зла", уходящий президент был более открыт для дипломатии в отношении Ираном, нежели любой из его предшественников после Картера. В 2-1 и 2002 гг. американские и иранские дипломаты обсуждали проблемы Афганистана, а годом позже иранский посол в ООН встречался с высокопоставленными американскими официальными лицами в Женеве.
Вообще, в иранском вопросе разрыв между риторикой и реальными действиями был характерен для Буша. 31 мая 2006 года госсекретарь Кондолиза Райс сообщила, что американские дипломаты готовы встретиться с иранскими коллегами, если Тегеран остановит обогащение урана. Двумя годами позже она направила своего заместителя Уильяма Бернса на совещание с участием иранцев, чтобы предложить пакет инициатив.
Однако для танго, как известно, нужны двое. Когда Бернс заседал со своим партнером в Женеве, командующий сухопутными войсками корпуса республиканской гвардии Ирана заявил, что "у Америки нет иного выхода, как убраться из ближневосточного региона разбитой и униженной". На следующий день после того, как Райс предложила Ирану прекратить его изоляцию, иранский президент Ахмадинежад назвал это "пропагандистским жестом".
Возникает вопрос, почему бы США в самом деле не отказаться от всяких предварительных условий. Во-первых, требование прекращения обогащения урана выдвинуто Советом Безопасности ООН, и отказ от него только лишний раз дал бы возможность говорить об американском стремлении решать все проблемы самостоятельно. Кроме того, это сделало бы для Тегерана бессмысленными любые будущие резолюции ООН. Наконец, такой шаг позволил бы Ахмадинежаду в преддверии президентских выборов в Иране заявить о победе своей стратегии.
На основании данных соображений можно предположить, что в период правления нового американского президента жестких высказываний в адрес Ирана будет значительно меньше, однако реальных позитивных сдвигов в двусторонних отношениях при этом не произойдет. По крайней мере, до тех пор, пока во главе Исламской Республики будет находиться ее нынешнее руководство.